СМИРЕННЫЙ ЛЕВ
«Смиренным Львом» называли старца очевидцы его подвигов, удивляясь, казалось бы, парадоксальному сочетанию внешней силы и самобытности с тем богатством духовных дарований, которые подаются воистину только кротким и смиренным.
«...Я не боюсь никого, кроме Бога», - говорил этот статный богатырь, живший предельно открыто для любого человеческого суда и не заботившийся, как тонко заметили оптинские агиографы, «уверять всех в своем расположении». Преподобный Лев действительно был человеком настолько ярким, необычным для обывательского восприятия и внутренне свободным, что иные, взявшись было за его жизнеописание, ограничились лишь «посильным вкладом», ибо, как признавался впоследствии игумен Антоний (Бочков), «видеть и понимать это было можно, а выразить в словах и вполне передать другим неудобно». Даже преподобный Макарий (Иванов), как никто другой понимавший и любивший старца Льва, счел себя «слабым и недостойным» для работы над его жизнеописанием. И, судя по всему, это не было просто отговоркой скромности. Возможно, для осмысления значимости таких подвижников, как преподобный Лев, требовалось еще время, требовался даже иной агиографический язык, чтобы вполне передать то неудобное, что как раз и содержало в себе потаенную духовную суть. Может, где-то здесь и кроется одна из причин любви к старцу Льву простого народа, привыкшего черпать назидание не столько в словах - простецы в большинстве своем были безграмотны и мало-восприимчивы к возвышенным речам, - сколько в том, что кроется за ними и улавливается детской безыскусностью веры. Так, больше чем одними словами говорили на Руси Христа ради юродивые - странники в этой земной юдоли, не знавшие ни лицеприятия перед царями, ни панибратства перед толпой...